Драгутин умер, а Милутин обезопасил себя со стороны Венгрии и Запада, ему и в голову не приходило передать престол Владиславу. Недаром же Стефан не был совсем ослеплен и хотя носил повязку на глазах, «якоже достоит слепому», но не был лишен зрения; вероятно, Стефана берегли про запас, когда он будет нужен¹. И вот теперь, в конце 1319 или в начале 1320 года, он, действительно, был нужен: Милутин вернул сына в Сербию, дал ему на содержание часть будимской жупы (немного восточнее Черногории; значит, часть его старого зетского владения), а его сына Душана оставил при себе. Спустя год, умер и Милутин (1321); тело его было перенесено в турецкое время в Софию, где покоится и теперь. Сербская церковь признала Милутина святым, и у него немало заслуг перед церковью: целый ряд известных в сербской истории монастырей был основан этим королем, число архиепископств увеличено до 14, а если он ослепил своего сына, то ведь вину за это архиепископ Даниил свалил на женщину.

При Стефане Уроше III, прозванном Дечанским, особый интерес приобретают сербско-болгарские отношения. Давнишнее соперничество между двумя государствами разрешается в битве при Вельбужде, которая отдает болгарское царство в руки сербского короля. Вместе с тем, подготовляется последний акт той страшной трагедии, которая уничтожила и Сербию, и Болгарию: турки придвинулись после битвы при Брусе к самому берегу Малой Азии и все более определенно грозили Балканскому полуострову. Но еще никто не предвидит близкой гибели: ни византийские императоры, продолжающие традиционную политику интриг и раздувания ссор между славянскими государствами полуострова, ни европейские путешественники, описывающие богатство и силу Сербии. Сам сербский краль чувствует себя на вершине величия: гордо звучат его титулы, щедры его пожертвования монастырям, мощно и спокойно стоит около него собор властелей. Но уже навис Дамоклов меч над всем этим мирком соседских распрей и домашнего величия, а знаменитый сын Стефана Дечанского, Душан, еще ближе пододвинул Сербию к пропасти.

Стефан Дечанский был ослеплен отцом, но потом прозрел. Вот тема для размышлений, которыми наполнены наши источники об этом короле. Доминиканский монах Буркард, который проехал в начале XIV века через Балканский полуостров и в 1332 году написал сочинение с целью подготовить новый крестовый поход, с ужасом и негодованием говорит о преступлениях, отягощающих сербский королевский дом. Если Стефан Дечанский сохранил зрение, то лишь потому, что ему удалось подкупить палача; но он держал это в большой тайне, даже удавил собственного сына, опасаясь, что тот заметит и откроет его тайну. Для Буркарда Стефан такой же злодей и нечестивец, как и все его предки. «Сей Стефан, много скорбей претерпев в татарском плену, потом был ослеплен отцом своим Милутином и послан в Царьград в заточение, отлученный от своей родни и родной земли; затем отец призвал его назад, и, когда он шел из плена, на Овчем поле святой Николай даровал ему в церкви зрение». Так говорит сербская летопись, для которой Стефан Дечанский не злодей, а один из самых чтимых святых. Эти две точки зрения, которые так ярко обнаруживаются в рассказе о прозрении короля, проходят красной нитью и в политике балканских держав по отношению к молодой Сербии, которая, укрепляясь и приобретая первенство среди противников, встречалась со все более острой ненавистью и на Западе Европы, и на Балканах. И, действительно, при Стефане Дечанском Сербия сделала в политическом отношении громадный шаг вперед. Милутин умер 29 октября 1321 года, и Стефан должен был преодолеть некоторые препятствия, чтобы вступить на престол. На корону предъявили претензии младший брат Стефана, Константин, родившийся от брака Милутина с болгаркой, дочерью Тертера, и сын Драгутина, Владислав. Двоюродные братья соединились и пошли на Стефана, но были им разбиты, причем Константин погиб, а Владислав бежал в Венгрию и там «принял конец». Но, как, ка-жется, справедливо предполагает историк сербско-болгарских отношений в Средние века, Агатонович', Владислав успел доставить еще немало хлопот Стефану, который после победы над братом поспешил короновать себя и своего сына Душана, получившего титул «молодого короля». Дело в том, что в Болгарии в 1323 году закончилась династия Тертеровичей, и страна впала в страшную анархию. Среди претендентов на царский престол выступил и князь Видинский Михаил Шишманович, женатый на сестре Стефана Дечанского. Благодаря поддержке этого последнего, Михаил был избран болгарским царем. Он ознаменовал свое воцарение тем, что отказался от сербского суверенитета, а сестру Стефана, Анну, свою жену, отправил прочь, так как решил породниться с домом Палеологов. Это был явный вызов на войну; но Стефан думал как-нибудь уладить дело миром. Чтобы выбрать посла, он «сотворил великое совещание с власте-лями сербской земли», как говорит продолжатель архиепископа Даниила в своем «Житии» Стефана. Вот эта подробность, созыв совещания вла-стелей чрезвычайно знаменательна для эпохи Стефана Дечанского. Сам король в своей грамоте основанному им монастырю Дечаны (на реке Бы-стрице) не раз упоминает о таком соборе властелей, перечисляя отдельных придворных чинов. Так, напр., в своей «Хрисовулье» он говорит: «Собравши собор сербской земли, архиепископа Даниила, и епископов, и игуменов, и казначеев (казньце), и тепчиев (теп'че), и воевод, и слуг, и ставильцев, я сговорился с ними и принял благословение от господина моего и отца, архиепископа Даниила». В другом месте все вышеназванные лица названы просто сербскими властелями, о которых Стефан не преминул сказать, повествуя о вельбуждском сражении¹. С такими властелями мы встречаемся и в других памятниках этого времени; в латинских записях они называются баронами (напр., baro domini regis Raxie, т. е. рашского короля, упоминается в 1336 году); «дома и дворы как короля, так и других дворян, выстроены из дерева», замечает Брокар (Буркард)". Все эти данные указывают на то, что ко времени Стефана Дечанского властели, о которых так много говорится в законодательстве его преемника Душана, представляли уже значительную силу, державшую в повиновении королевскую власть. Вместе с высшим духовенством, начиная от архиепископа и кончая игуменами, они определяли, кому царствовать, санкционировали королевские пожалования монастырям и королевские законы, решали вопросы войны и мира. Как видно из хри-совуль не только Стефана Дечанского, но и его отца Милутина (т. н. «Све-тостефанска хрисовулья», изданная сербской академией в 1890 году), монастырям жаловались не только села, но и люди; так, Милутин дарит монастырю 14 домов рыбаков. Но то, что при нем представляется еще исключительным явлением, становится уже общим правилом в хрисову-льях Стефана, который жертвует сотни людей и всех их перечисляет поименно. На юридический быт этих крестьян некоторый свет проливает Законник Стефана Душана, о котором речь будет ниже.