Как личность нового князя, так и его деятельность заслуживают особенного внимания. По-видимому, государственное чутье Милоша передалось ему, но в форме более культурной, чем у первого Обреновича. Михаил поставил себе большую задачу, которой он не разрешил, но которая, как всегда бывает в таких случаях, помогла ему уберечься от мелкого политиканства, погубившего его отца. Эта задача заключалась в объединении всего сербского племени, а затем и всех славян Балканского полуострова. Казалось, что момент благоприятствует для осуществления этой цели: Австрия переживала критический момент, потерпела ряд поражений от Италии и Германии, болезненно переходила к дуалистическому строю; Турция была уже давно «больным человеком», и с ней не приходилось особенно считаться. Но нужно было выждать время для начала действий. Горячий сторонник политики Михаила, укрывшийся под псевдонимом М.М.М., призывает в брошюре: «Князь Михаил и будущность южных славян» объединиться под его властью, когда «на могилах старой южнославянской свободы загремят святые слова: восстаньте, пришло время вам воскреснуть»¹.

С самого вступления своего на престол князь Михаил обнаружил полное нежелание поддерживать старые унизительные отношения с Турцией. Уже в 1860 году он потребовал, чтобы султанский берат был прочитан не у ворот Белградской крепости, но в княжеском дворце, и после прочтения этого указа просил передать султану чувства преданности к верховному обладателю Сербией вместе с заявлением, что он будет управлять на строгом основании законов и в соответствии с национальными учреждениями. Этот ответ вызвал большое недовольство в Константинополе; но Михаил сдержал свое слово и твердо стоял на почве закона, в отличие от своих предшественников, Милоша и Александра. Преображенская скупштина 1861 года выразила князю полное доверие и провела четыре важные реформы, которые почти совершенно устраняли возможность вмешательства Порты во внутренние дела Турции* Прежде всего была проведена реформа сената: именно, § 17 Устава, который ставил в зависимость от согласия султана смещение сенаторов и этим открывал возможность борьбы сенаторов, опиравшихся на Турцию, с княжеской властью, подвергся изменению в том смысле, что это право предоставлялось князю; такая реформа, во-первых, освобождала сербского князя от возможности со стороны Порты сеять раздоры внутри сербского государства, а, во-вторых, уничтожала постоянный очаг междоусобий, в который обратился сербский сенат за последние 20 лет. Тем больше прав предоставлялось теперь скупщине, которая собиралась, по новому закону, через каждые три года из свободно избранных народных представителей. Законы о наследовании и податях должны были ввести порядок в финансовое управление страной, тогда как чрезвычайно важный закон об учреждении постоянного народного войска в 50000 человек, закон, встреченный в народных массах с большим сочувствием, был направлен прямо против турок, которые на границе, от устья Тимока до устья Дри-ны, расположили значительную армию. Эти меры должны были вызвать опасения со стороны Порты, и она обратилась к европейским державам с жалобой на сербского князя. Отношение держав к политике Сербии раздвоилось: Англия, считавшая необходимым поддерживать Оттоманскую империю, и Австрия, боявшаяся панславистских увлечений князя Михаила, решительно поддерживали жалобы султана; Франция и Россия стояли на противоположной точке зрения. Князь Горчаков отвечал, что «наследственность составляет право Сербии, издавна признанное и нигде не отмененное. Перемены в некоторых правительственных учреждениях Россия рассматривает как внутренний сербский вопрос, и если Порта уверяет, что эти перемены нарушают права, которые она желала бы сохранить неизменными для сербского народа, то ей не следует быть более ревностной в этом случае, чем сам сербский народ, представительницей которого и была скупштина. Что же касается народного войска, то князь Горчаков напоминал, что оно имеет целью охранение порядка и безопасности внутри Сербии»¹. Порта не могла удовлетвориться таким ответом и, опираясь на сочувствие Англии и Австрии, готовилась расправиться с притязаниями Сербии. Гнев султана на князя Михаила был тем больше, что в 1862 году вспыхнул мятеж в Герцеговине, и Порта не без основания видела здесь участие сербского государя. Фраза, сказанная им два года позже, когда Сербия вместе с Грецией готовилась к войне с Турцией: «Босния, Герцеговина и Старая Сербия должны быть моими», — выражала давнишнее настроение Михаила, о котором в Константинополе отлично были осведомлены. И вот казалось, что наступило время прекратить слишком смелые замыслы сербского вассала; войско на сербской границе было увеличено; турки искали предлога, чтобы начать враждебные действия против Сербии. Драка на площади между турецкими солдатами и сербами послужила для турецкого гарнизона предлогом для открытия по городу пальбы из пушек. Вмешательство иностранных консулов положило конец этой дикой вспышке национальной ненависти, и международная конференция, собравшаяся через два месяца (в августе 1862 г.) в Константинополе, постановила настаивать на выселении турок из Сербии, за исключением крепостей (Белграда и Шабаца). Но, разумеется, таким исходом дела князь Михаил не мог удовлетвориться; он весь ушел в планы борьбы за полную независимость Сербии. В1864 году народная милиция была преобразована в постоянное войско со всеобщей трехлетней воинской повинностью; в следующем году было торжественно отпраздновано 50-летие Таковского восстания, и уцелевшие в живых участники его награждены медалями; велись переговоры о совместных военных действиях с Черногорией, вождями болгарского народа, Грецией и даже с венгерцами. Но до войны дело не дошло.