Михаил решил действовать через посредство европейских держав, которые в 1867 году относились к сербскому вопросу иначе, чем несколько лет назад; во главе австрийского правительства стоял либеральный барон Бейст, и, вообще, курс австрийской политики по отношению к славянам несколько изменился; эта перемена отразилась и на Англии, так что нота сербского князя, переданная великому визирю и заключавшая просьбу об уступке Сербии крепостей, встретила сочувственную поддержку у представителей европейских держав в Константинополе; только Австрия настаивала, чтобы переданные сербам крепости были разрушены; когда же это не удалось, и австрийская печать принялась бранить Пейста за излишнюю уступчивость, он отвечал, что Белград не представляет никакой опасности для Австрии. Турция оказалась неожиданно податливой. Ив. Ристич, бывший представителем князя Михаила в Константинополе, рассказывает в своих мемуарах закулисную историю этих переговоров и объясняет уступчивость Порты советом Англии, которая, в свою очередь, опасалась союза между Сербией и Грецией. Как бы то ни было, султан не только уступил сербам пограничные крепости со всем их снабжением и без всякой притом компенсации, но и оказал князю Михаилу блестящий прием в Константинополе. Таким образом, без всяких материальных потерь Сербия добилась блестящего успеха, и русская дипломатия горячо приветствовала ее князя. С апреля 1867 года Сербия освободилась совершенно от турецкой зависимости, и оставалась лишь тень ее в виде турецкого флага, который должен был развеваться на крепостях рядом с сербским.

В скором времени, однако, отношения между Россией и Сербией стали сильно портиться. Австрия, к которой все более примыкала Франция, опасавшаяся после Садовой своего обособления, решила приступить к активной деятельности на Балканском полуострове, так как это был для нее единственный путь возможного влияния на ход европейских событий. С этого момента начинаются упорные стремления Австрии приобрести Боснию и Герцеговину и втянуть в орбиту своей политики Сербию. В августе 1867 года произошло свидание между графом Андраши и князем Михаилом, на котором они с глазу на глаз вели в продолжение четырех часов переговоры; содержание их до сих пор неизвестно, но, по-видимому, стоит в связи с теми предложениями поддержки династии Обреновичей за отказ от Боснии и Герцеговины, которые делались Австрией и позже. Во всяком случае, в русских дипломатических сферах это свидание произвело самое отрицательное впечатление, которым объясняется и позднейшее отношение России к Сербии¹. Не нравилась русскому правительству и близость Михаила к Гарашанину, который не пользовался никаким доверием в Петербурге, хотя из австрофила сделался рус-софилом (процесс, переживавшийся нередко сербскими политическими деятелями; напр., известным дипломатом Ст. Новаковичем). Вместе с тем, развивалось недовольство князем и в самой стране. Приверженцы Кара-Георгиевичей кричали, что Михаил, подобно Милошу, презирает свой народ и ищет опоры в чиновничестве. Один из горячих сторонников Кара-Георгиевичей пишет следующие строки: «Вводя такой порядок и устанавливая такие отношения к народу, старый Милош умер, предоставив сыну своему Михаилу наследовать это направление, которое впоследствии отозвалось катастрофой 1868 года в Топчи дере». Эта несправедливая оценка, сделанная так много лет спустя после смерти Михаила, рисует атмосферу, в которой происходили династические распри между Обреновичами и Кара-Георгиевичами². Причина народного недовольства определяется одним из современников тем, что во главе правления стояли реакционные элементы, из которых, кроме старого Гарашанина, превратившегося из либералов в ярые консерваторы, особенно ненавидим был министр внутренних дел, Никола Христич¹. Князь сделал уступку Народному мнению, заменив Гарашанина Иваном Ристичем, но Христи-Ча он оставил у власти. В народе росло недовольство; но личность князя рользовалась большим обаянием, и было известно, что Михаил выразил согласие на выработку новых основных законов; по желанию скупшти-ны, он принял отставку Гарашанина, и, во всяком случае, той пропасти, которая была нужна сторонникам Александра Кара-Георгиевича для его Возвращения на престол, между князем и народом не было. Кроме того, Ходили слухи, что Франция и Австрия согласны передать сербскому Князю управление Боснией, если он не будет настаивать на прекращении вассальных отношений к Турции. Поэтому народ был предан Михаилу. На это не рассчитывали заговорщики, которые уже в марте и апреле 1868 года стали организовывать в Белграде убийство князя. В парке Топчидере, около Белграда, 29 мая того же года Михаил был убит; убийцы были захвачены и едва спасены от разгневанной толпы. Возмущение было настолько велико, что собравшаяся в скором времени Великая Скуп-штина постановила навсегда исключить из числа претендентов на сербский престол династию Кара-Георгиевичей. Из Обреновичей же был лишь один человек, который мог претендовать на престол, да и тот был еще несовершеннолетним. Именно, внук Ефрема Обреновича, двоюродный племянник князя Михаила, Милан, 14-летний мальчик, учился в Париже в то время, как в Топчидере произошло печальное событие, выдвинувшее его слишком рано на престол. Военная партия, с министром Блазна-нацом во главе, решила выбрать сербским князем его, а на время его несовершеннолетия учредить регентство, в состав которого вошли Блаз-павац, Ив. Ристич и Ив. Гаврилович. На ближайшую сессию Великой Скупштины они внесли новый проект конституции, вырабатывавшийся еще при Михаиле. Он был необходим с переменой вассальных отношений к Турции, а, кроме того, с изменением Державного Совета следовало точно определить функции Народной Скупштины. Новый Устав стремился точно разграничить власть исполнительную и законодательную, причем эту последнюю скупштина разделяла с князем, и только князю принадлежала законодательная инициатива; без одобрения со стороны скупштины законопроект, предложенный князем, не мог получить силу закона; ответственности министров перед скупштиной и перед князем